Карасев В.С.

Яхромский мост

 

28 ноября. Перемилово

В различных источниках неоднократно встречается рассказ о том, что Яхромский мост был захвачен переодетыми в красноармейскую форму немцами, которые, перейдя по льду канал, подошли к мосту с востока. У автора есть большие сомнения в достоверности этой версии. Не потому, что противник никогда не делал таких вещей. Делал, чему есть множество примеров. Но в данном случае у гитлеровцев не было ни времени, ни необходимости для подобной импровизации. Да и кто потом сообщил об этом маскараде? Форма может ввести кого-то в заблуждение днём. Но дело происходило ночью. Если кто
и разобрался с формой противника, то рассказать об этом он уже не мог, поскольку сделать такие наблюдения он имел возможность только в последние секунды жизни.

К тому же существует «Устав гарнизонной и караульной службы». Служившие в армии знают, что действия часового четко расписаны, и всё, что он должен делать, начиная со слов «Стой! Кто идет?» и кончая стрельбой
на поражение, вдалбливаются в голову солдата чуть ли не с первых часов службы. Каждый (кроме начальника караула или разводящего), кто приблизится к часовому, в конечном счёте, должен получить пулю, вне зависимости от того, в какую форму он одет и какое звание имеет. Поэтому вступление ночью в диалог с часовым в расчёте на его беспечность могло привести к возникновению нежелательного шума, чего немцы стремились избежать.

Видимо, рассказы о переодевании  появились задним числом из-за желания скрыть чье-то разгильдяйство,  нерешительность или плохую организацию охраны.

Вот как выглядел решающий момент операции по свидетельству противника. Позиции батальона, прикрывавшего Яхрому, располагались на западной стороне гряды холмов. Причём правый фланг был несколько загнут назад и обращён фронтом в сторону Елизаветино, которое оказалось напротив, за оврагом. Между оконечностью правого фланга и р. Яхрома оставалась незанятая войсками полоса равнинной местности, чем и воспользовались немцы. 

Выступив около 3-х часов ночи (здесь и далее время московское —  авт.), группа, назначенная для захвата плацдарма, обошла позиции батальона 29-сбр  и, двигаясь вдоль р. Яхрома, к 5 часам утра приблизилась
к мостам через реку и канал.

«Русских часовых на этом берегу реки сняли без всякого шума. Затем обер-лейтенант Райнек первым
с несколькими бойцами вбежал на мост. План полностью удался».

Как  видим, здесь не упоминается ни о каком маскараде. Все произошло  довольно  банально.  К  сожалению,  должность часового имеет ту особенность, что состоящей на ней всегда подвержен опасности быть «снятым». Этот вариант предусмотрен правилами игры, которые свято выполняются всеми сторонами вооруженных конфликтов. Немцам не пришлось переправляться через канал. Часовой находился на  западном берегу. Команда подрывников или спала под его охраной, или грелась в каком-нибудь подсобном помещении.

Есть еще одно довольно занятное свидетельство противника о захвате моста. Заметки  этого автора местами сильно смахивают на охотничьи рассказы. Но, поскольку не очень много свидетельств очевидцев имеется, приведём и его.

«Когда мы находились немного восточнее Клина километрах в 50 от канала Москва — Волга, меня вызвали
в дивизию.

— Люк, сосредоточьте перед рассветом силы  обеих батальонов и попытайтесь овладеть мостом через канал
в районе Яхромы…

На следующее утро мы сосредоточились еще до рассвета. По утрам бывало уже довольно холодно.
С притушенными фарами, света от которых хватало лишь на то, чтобы рассмотреть впереди идущего, мы нащупывали путь по проселкам. Вскоре после восхода мы достигли канала. На восточном берегу стоял маленький городок Яхрома. Мы не видели и не слышали противника.  Передовые дозоры увидели, что мост цел,  и тут же помчались по нему на восточную сторону. Вдруг из города начали стрелять — стрелять хаотично, наугад, а потом послышались звуки двигателей удаляющейся техники. Я последовал за авангардом с обоими батальонами и занял город, только что брошенный русскими».

Отсюда можно понять только то, что сначала был захвачен мост, а потом началась стрельба. Т.е. до взятия моста и даже некоторое время после никакой тревоги  со стороны наших войск поднято не было. Кроме того, очевидно, что общая численность мотопехоты противника составляла не менее двух батальонов. Однако все остальные подробности, начиная с дат, времени суток и кончая местом расположения г. Яхромы, сильно подрывают доверие к источнику. Можно предположить, что автор мемуаров привёл к мосту подкрепления, но сам в захвате не участвовал.

Итак, первоначально действовала одна пехота. Только в 6.15  утра немецкие танки появились перед оборонительными позициями советских войск. Сопротивление роты, располагавшейся непосредственно напротив Яхромы, задержало противника на полчаса. Приняв бой, командование батальона сообщило о появлении немцев
в штаб армии.

«На рассвете 28 ноября в штабе 29-й бригады было получено донесение из 2-го батальона о движении танков противника по дороге Ольгово — Яхрома. По приказанию командира бригады во 2-й батальон выехал начальник штаба бригады, чтобы на месте проверить обстановку и организовать отражение возможного наступления противника. Как стало известно позднее, около 7 часов утра 12-15 танков и одна-две роты пехоты противника
с ходу атаковали левофланговую роту 2-го батальона, занимавшего оборону по западной окраине Яхромы. Рота,
не имея противотанковых средств, в том числе и ручных гранат, не выдержала атаки танков и в беспорядке начала отходить на восточный берег канала. В Яхрому ворвалось около батальона пехоты противника с 10 - 15 танками.

Не проявив должной настойчивости в завязавшемся уличном бою, остальные две роты 2-го батальона также начали отходить».

Нужно отметить, что командарм В.И. Кузнецов (которому принадлежат эти строки) не совсем точен. Если Яхрому защищала левофланговая рота, то остальные располагались правее города и никак не могли принимать участия
в уличных боях. Поскольку по немецким данным захват моста  прошел без шума, можно предположить, что
и движение немецких танков началось либо одновременно с ним, либо чуть позже. В результате часть батальона
(в составе двух рот) оказалась  отрезанной от остальных сил бригады северо-западнее Яхромы. «Батальон, находясь в окружении, вёл себя в этой обстановке мужественно. До 16 часов 28 ноября он удерживал занимаемый рубеж, отражая атаки врага. … Батальон с боем вырвался из окружения  и  соединился с нашими частями».

Мы не знаем, в какой мере отвечал за мост командир оборонявшего Яхрому 2-го батальона 29-й сбр А.Д. Епанчин и мог ли он отдать  приказ на подрыв (что маловероятно). Отметим только, что А.Д. Епанчин  был  кадровым  военным. Он смог удержать часть своих  позиций  и  организовать в тот день  выход из окружения.

У частей 29-сбр, оборонявших Яхрому и не имевших противотанковых средств, было мало шансов удержать город и в более благоприятной обстановке. Однако в бригаде артиллерия была, но где она располагалась нам неизвестно. Полковник Хетагуров возлагает ответственность за слабую оборону Яхромы на командира 29-й бригады, который  при смене частей собирался  поставить вместо 923-го сп только один батальон и батарею
76-мм. Г.И. Хетагуров не посчитал замену равноценной (хотя  по численности  свежий батальон наверно не уступал  побывавшему в боях полку) и якобы предложил временно оставить на  позиции и 923-й сп (правда,  только до утра). Но командир бригады проявил беспечность и, сославшись на приказ своего командующего,
не захотел даже доложить  ему о таком подарке.

Однако, во-первых, сам срок предполагаемой задержки полка наводит на мысль, что такое предложение можно делать в случае, если заранее известно, что произойдёт следующим утром. Т.е. возможно, оно существует только
в мемуарах.  Во-вторых, в действительности 923-й сп находился на позициях перед Дмитровом, и вряд ли эта мера могла улучшить ситуацию в 7-ми км южнее. Похоже, задача прикрытия Яхромы рассматривалась в качестве второстепенной. Командование двух армий прежде всего заботилось об обороне Дмитрова. Видимо, предполагалось, что наличие 133-й сд на дороге Фёдоровка — Яхрома оградит от неожиданностей.

Однако в Яхроме к решающему моменту должна была находиться ещё одна часть: «Распоряжением штаба Западного фронта 11-й мотоциклетный полк 26 ноября был направлен в район Яхромы для обеспечения этого района». 

Куда  делся этот полк, и  играл ли он какую-либо роль  в  дальнейших событиях, не сообщается, но есть свидетельство жителя Яхромы, возможно, касающееся этого полка. Дело происходит уже утром 28-го: «Мы
с двоюродным братом Виктором взяли с собой необходимое на первое время и пришли к отцу в ФЗУ. Там стоял батальон мотоциклистов с одной пушкой. Немцы уже рядом.  Один боец  вышел,  вскоре вернулся и сообщил, что там немцы. Нужно было срочно уходить. Мотоциклисты поехали в сторону больницы, до самой церкви. Развернулись, сделали несколько выстрелов и быстро уехали к Москве. А мы, человек 15, пошли
к железнодорожному мосту». 

«Срочно уходить» нужно было, конечно, гражданским лицам, а вот поведение военных, мягко говоря, непонятно. Видимо, столь «решительные» действия мотоциклистов и послужили причиной того, что эта часть больше нигде
не упоминается.

Тем не менее, по немецким данным бои в городе продолжались до 11 часов. При этом уже в 7.30 пехота противника, по началу не имея поддержки бронетехники, образовала плацдарм на восточном берегу. Первую контратаку против него немцы  зафиксировали в 8.30. Для её отражения туда были переправлены танки.

«Когда несколько позже в бой вступили сильные резервы противника, наши танки  под командованием  капитана Шрёдера, перешедшие по мосту на другую сторону реки, открыли по неприятелю огонь.

На  восточном берегу реки  наша пехота натолкнулась на мощные укрепления противника, которые ей пришлось брать штурмом, применяя ручные гранаты. Вскоре первая линия окопов уже была занята.

Когда наши стрелки несколько обосновались на восточном берегу реки, к их расположению по железнодорожной линии, которая проходила по восточному берегу, приблизился неприятельский бронепоезд. Одновременно несколько танков Т-34 предприняли попытку наступления на наших стрелков по дороге вдоль берега реки. Танковая рота под командованием кавалера Рыцарского креста обер-лейтенанта Орлова уничтожила бронепоезд и подбила три Т-34. Стрелки надежно закрепились на восточном фланге занятого плацдарма

...Между тем в штаб 6-го стрелкового полка был доставлен захваченный возле моста пленный советский  офицер, при котором были письменные приказы высшего военного руководства и карты оборонительных сооружений
на этом участке фронта».

Никаких приказов высшего руководства  (т.е. Ставки или фронта),  конечно, захвачено не было, но остальные сведения верны. «Так, 27.11.41. во время боя в районе Яхрома, взят противником в плен начальник 1-й части штаба бригады 1-й ударной армии майор Дементьев, у которого находились карта с нанесённой обстановкой, приказы № 1 и 2 войскам армии».

По свидетельству  Ф.Я. Лисицына,  В.Я. Дементьев ехал в 1-й лыжный батальон в район деревни Семешки. Машина попала в засаду возле моста и была обстреляна. Майор, возможно раненый, попал в плен, а шофёру удалось спастись. Этот водитель был одним из первых, кто принес достоверные известия о выходе немцев
на восточный берег канала.

События  на  восточном  берегу  довольно  коротко  описаны  В.И. Кузнецовым.

«Противник, преследуя отходящие подразделения, захватил яхромской мост через канал и занял деревню Перемилово на его восточном берегу. Дальнейшее продвижение противника в восточном направлении было остановлено 3-м батальоном 29-й бригады с дивизионом реактивных миномётов, занявшим для обороны высоты
в одном километре восточнее деревни Перемилово. Противник, пытавшийся продвинуться к Дмитрову, был остановлен огнём танков, выдвинутых по распоряжению генерала Д.Д. Лелюшенко на дорогу Яхрома — Дмитров».

А  вот рассказ самого Д.Д. Лелюшенко. В отличие от описания боёв,  происходивших между Клином и Дмитровом, здесь приводится довольно много подробностей.

«Рассвет застал нас в Дмитрове. В городе было пустынно. Наших войск нет, только трёхорудийная зенитная батарея стоит на площади возле церкви, неизвестно, кому подчинена. А южнее города, уже на восточном берегу канала Москва — Волга, слышна частая стрельба танковых орудий. Выскочили на машине на окраину и видим, как вдоль шоссе ползёт более двух десятков вражеских танков. Перед ними отходит наша мотоциклетная рота, накануне посланная в разведку.

Критическое положение! Противник вот-вот ворвётся в Дмитров, а здесь штаб армии, и войск нет».

Упомянутая мотоциклетная рота, возможно, и есть часть того самого мотоциклетного полка, о котором мы говорили выше. Вполне вероятно, что он располагался и в Яхроме, и в Перемилове. Это, конечно, только предположение. Оно основывается на том, что иначе трудно объяснить факт организации этой странной разведки. Зачем её нужно было посылать по восточному берегу канала (т.е. по тылам наших войск) накануне, 27-го ноября? В тот день противника там ещё не было, и его появление на восточном берегу никем не предвиделось.

Впечатляет описание пустого Дмитрова, которое из-за своей драматичности воспроизводится не только
в школьных хрестоматиях, но и в исторических трудах. Прежде, чем прокомментировать эту картину, приведём еще пару абзацев из мемуаров Д.Д. Лелюшенко. Дело происходит в тот же день, но несколько позже.

«На площади увидел командира, показавшегося знакомым. Это был мой старый товарищ по Академии
им. М.В. Фрунзе подполковник К.А. Карасевич.

— Здорово, друг! Почему ты здесь?

— Я начальник оперативного отдела 1-й ударной армии. Прибыл вместе с командармом генерал-лейтенантом Кузнецовым. Здесь будет сосредоточиваться 1-я ударная.

— Садись к нам и покажи, где разместился Кузнецов.

Вскоре  я  уже  входил  в  дом,  где  находился  командарм.  С  В.И. Кузнецовым мы познакомились еще в 1940 г.
в Прибалтике. В другую пору разговор, наверное, длился бы многие часы, но в тот момент было не до лирики».

Кроме штаба 1-й УдА и  29-й сбр в Дмитрове находился штаб инженерной группы И.П. Галицкого (и какое-то количество его сапёрных частей), часть управления авиационной группы генерала Петрова и тылы 30-й армии,
в частности, 8-й тбр. Штабы — это охрана, десятки машин и лошадей. Кроме того, имелся еще 3-й батальон 29-й сбр и приданный ей лыжный батальон, который на южной окраине города рыл окопы. Присутствие такого количества войск на довольно ограниченном пространстве трудно не заметить. Но главное, накануне
Д.Д. Лелюшенко, по словам В.И. Кузнецова, лично информировал его о положении своих войск и предупреждал
о скором появлении противника. По свидетельству начальника политотдела 1-й УдА,  этот разговор происходил даже не с глазу на глаз, а на заседании Военного совета армии. И несколько часов спустя для
Д.Д. Лелюшенко неожиданной новостью становится само наличие в Дмитрове штаба Кузнецова! Здесь надо скорее поверить Кузнецову, хотя ему было бы выгоднее принять версию Лелюшенко, которая давала возможность утверждать, что немцы свалились как снег на голову. Таким образом, многое из воспоминаний Д.Д. Лелюшенко является чистейшей лирикой.

Продолжим рассказ о бое словами командарма-30.

«И тут, на наше счастье, на линии железной дороги Яхрома — Дмитров появился бронепоезд. Он на ходу вёл огонь. Машинист то резко бросал его вперёд, то так же стремительно уводил назад. Когда бронепоезд подошел ближе, мы с начальником связи подполковником А.Я. Остренко подбежали к нему.

Вскочив на подножку, я постучал по башне. В броне зияли две свежие пробоины и несколько вмятин. Люк открылся, в нем показался человек в кожаной тужурке, какие ранее носили командиры-танкисты, но без знаков различия, лицо его было испачкано мазутом.

— Командир бронепоезда № 73 капитан Малышев, — представился он. — Веду бой, уничтожил восемь танков.

— Откуда попали сюда?

— Послан был вчера командующим Московской зоны обороны…
Но бронепоезд, ограниченный колеёй, не может удержать противника. Поставив задачу Ф.Д. Малышеву, мы
с Остренко быстро вернулись в город, чтобы найти еще кого-либо для подмоги. Вдруг на площадь из переулка вышли направлявшиеся из Москвы в 30-ю армию 8 танков KB и Т-34. Как мы были счастливы в ту минуту! Почти на ходу вскочил в KB командира танкового батальона, и мы двинулись в бой...

На южной окраине города лицом к лицу столкнулись с противником. Наши танки открыли огонь. В течение 10-15 мин. удалось подбить 8 вражеских танков. Быстрый натиск Т-34 и KB остановил фашистов, а некоторые их танки попятились. Наш бронепоезд преследовал их огнём».

Опять же, согласно сообщению В.И. Кузнецова, Д.Д. Лелюшенко прибыл в Дмитров, имея при себе несколько танков. Да и как иначе можно объяснить появление танков со стороны Москвы? Ведь дорога уже была перехвачена противником. Мост в Яхроме эти танки миновать никак не могли.

Теперь дополним рассказ Лелюшенко воспоминаниями его подчинённого, командира танкового полка 8-й тбр.

«Утро встречаю на наблюдательном пункте. Перед нашим передним краем пока спокойно, но левее грохот боя нарастает. Меня снова вызывают к телефону. В трубке голос Ротмистрова. Он передаёт, что немцы только что захватили Яхрому и вышли на восточный берег канала. Мне приказ — оставить за себя майора Вишнякова, а самому немедленно прибыть в Дмитров, где заканчивается ремонт тяжёлых танков. Атаку танков возглавить лично, помочь пехоте отбросить прорвавшихся немцев за канал. Все, что есть в резерве, направить к мосту через канал...

…В ремонтных мастерских быстро собираю экипажи танков. И вот уже боевые машины выходят на дорогу... Ротмистрова на месте не оказалось. Как сообщил мне бригадный комиссар Шаталов, он во главе штаба бригады занял оборону у моста и шлюза.

— Тебе приказано вместе с танками немедленно следовать к мосту, — сказал Шаталов. — Сколько собрал машин?
— Шесть.

— Ну это сейчас сила. Командующий армией генерал Лелюшенко только что повёл в атаку восемь танков. Спешите к мосту, Егоров!..

Обстановка в районе Дмитрова была действительно критической. Здесь находились штабы двух армий, а войск — всего одна трехорудийная зенитная батарея. После того как немцы ворвались в Яхрому и преодолели канал, они по его восточному берегу двинулись к Дмитрову. В схватку с пехотой и двадцатью танками противника вступили восемь машин под началом командарма Лелюшенко.

Выжимая всё из потрёпанных в боях и много раз ремонтированных танков, мчимся к железнодорожному мосту.
У железной дороги разворачиваю колонну в боевой порядок. Сразу же завязывается ожесточённая схватка.
На помощь вражеской пехоте подошли до десятка танков. Они начали из-за канала интенсивно обстреливать нас.
К ним присоединилась артиллерия. Вокруг наших машин все ближе стали рваться снаряды. Приходилось то и дело менять позиции».

Итак, части 30-й А располагали в сумме 14-ю танками. Силы действительно, немалые. Танков столько же, сколько у немцев, или чуть меньше, да и бронепоезд имел четыре 76-мм орудия и до двух десятков пулемётов. Однако здесь мы видим классический пример ввода войск в бой по частям. Судя по приведенным  отрывкам, сначала бой ведёт бронепоезд, затем 8 танков под началом командарма, затем еще 6. Заметим, что А.В. Егоров ничего не говорит о бронепоезде. Видимо, он сам прибыл на место боя, когда тот уже получил серьёзные повреждения и благодаря усилиям дмитровских железнодорожников  был  эвакуирован.  Потом уже следует атака стрелковых бригад, судя по всему, без поддержки танков 30-й армии. Обычно ни к какому положительному результату такие действия не приводят. 

Участники событий с нашей стороны отмечают большой вклад бронепоезда в успешное отражение натиска немцев на Дмитров. В связи с этим стоит упомянуть, что это был не первый бой командира бронепоезда и ряда его подчиненных. Отдельный  бронепоезд войск НКВД №73 воевал в начале войны в Белоруссии и погиб при обороне Березины. Командир сумел выйти из окружения с уцелевшей частью экипажа. Позднее была получена новая материальная часть, на которой капитан Фёдор Малышев отличился под Киевом и под Дмитровом.

Еще одним фактором, обеспечившим  относительный успех действий этой бронеединицы, было отсутствие воздействия со стороны авиации противника. Ни один из участников тех событий о бомбёжках не упоминает. Причиной тому были погодные условия. Как увидим позже, они сильно затруднили и действия наших бомбардировщиков на следующий день. Самолёты противника могли вообще не позволить бронепоезду оказать влияние на ход боя. Спустя пару дней два бронепоезда МЗО совершили вылазку из Москвы в сторону Яхромы. Судя по воспоминаниям ветеранов, экипажи этих бронепоездов были в основном озабочены угрозой с воздуха.
И при  малейшей тревоге бронепоезда спешили укрыться в лесу или в складках местности. 

Вернёмся к мемуарам Д.Д. Лелюшенко. Посмотрим, как по его рассказу протекало общение старых знакомых после «неожиданной» встречи двух командармов.

«— Слышишь стрельбу, Василий Иванович? — спросил я. — На южной окраине наступают более двух десятков танков противника. Яхрому он уже взял, так сообщили мне разведчики. Помоги отбить, у меня в армии никаких резервов, а полосу обороны со вчерашнего дня увеличили на 12 км и включили в неё Дмитров. Между 16-й и 30-й армиями образовался большой разрыв, а закрыть его нечем.

— Погоди, не горячись,  Дмитрий  Данилович. Разведчики, наверно, преувеличивают... — Кузнецов не верил, что в Яхроме гитлеровцы и что они подошли к Дмитрову. — Не может быть, стрельба где-то далеко.

— Нет, это рядом! — настаивал я. — Поедем, убедишься сам. Тогда будем докладывать в Ставку и командующему фронтом.

Я хорошо понимал, что Кузнецову, как и мне, крайне нежелательно расходовать силы, которые только начали сосредоточивать для другой цели. К тому же без решения Ставки он не имел права вводить в бой части, предназначенные для контрнаступления

Артиллерийская канонада становилась все громче. Кузнецов понял, что дело может принять серьёзный оборот.

— Ну давай поедем посмотрим, — глубоко вздохнув, сказал он. Выехав на южную окраину Дмитрова, мы увидели танки противника. Часть из них была подбита, а некоторые вели огонь.

Тут уже торопить стал не я, а Кузнецов:

— Давай поживее! Попросим Ставку ввести в бой мои две курсантские бригады, которые начали прибывать».

Конечно, трудно принять на веру рассказ о том, как один командующий уговаривал другого повоевать против немцев в Яхроме. Картина удручающая. Части 1-й УдА уже ведут бой, а их командир занимает позицию стороннего наблюдателя! Зачем он расставлял эти части и ставил задачу на оборону?

Можно понять и простить Лелюшенко естественное желание несколько преувеличить свою роль в отражении атаки противника и не обращать внимания на всю эту беллетристику, но здесь отражены и более серьёзные обстоятельства. Из сопоставления двух свидетельств видно, что каждый командующий ведёт свой бой. Кроме того, за кадром присутствует ещё и третий — командующий МЗО. Правда непосредственно войсками он не руководил.  Впрочем, по другим сведениям, бронепоезд был передан под командование 1-й УдА за несколько дней до появления немцев. Поэтому  генерал Кузнецов смог им вовремя распорядится.

«В ночь на 28 ноября бронепоезд № 73 стоял на станции Вербилки,  чуть  в  стороне  от  канала и города Дмитрова. Капитана Ф.Д. Малышева вызвали к селекторному переговорному пункту. Командующий 1-й ударной армией генерал-лейтенант В.И. Кузнецов приказал: немедленно двинуться навстречу прорвавшимся через канал немецким танкам и остановить их продвижение.

И вот 73-й помчался в сторону Дмитрова, к мосту через канал. В середине состава паровоз, одетый в броню.
По обе его стороны площадки, сзади и спереди по контрольной платформе. На них всевозможная ремонтная утварь, рельсы, шпалы, костыли. На одной из контрольных платформ расположился взвод десантников, приданный бронепоезду. Холодно было им на ноябрьском ветру. Сидели, прижавшись друг к другу. Курить было строжайше запрещено. Приняли все меры маскировки. Появление бронепоезда должно быть неожиданным для противника.

Вот и Дмитров. Малышев спрыгнул с подножки, мгновенно отдавая честь стоявшему рядом генералу Кузнецову.

— Капитан, время дорого, — торопил командующий, — следуйте к мосту.

Бронепоезд рванулся навстречу фашистским танкам. Вот они показались, меченные крестами. Четыре 76-миллиметровые пушки с двух бронеплощадок открыли огонь. Сразу же вспыхнули три вражеские машины. Движение гитлеровской колонны к Дмитрову притормозилось.

Чтобы увеличить сектор обстрела, капитан Малышев решил отцепить от состава самоходную бронеплощадку. Она отделилась от бронепоезда и выдвинулась вперёд к мосту. В ход пошли пулемёты, начали косить гитлеровскую пехоту на автомобилях. С платформы соскочили наши десантники и заняли оборону. Увидев пришедший на помощь бронепоезд, усилили пулемётный и ружейный огонь со стороны Пермиловских высот и наши разреженные стрелковые подразделения».

Даже из этой цитаты видно, что В.И. Кузнецов сам находился в курсе событий, подтягивал к месту прорыва все силы, которыми располагал, и руководил боем, и никаких понуканий ему не требуется. Следствием его действий, скорее всего, была та первая контратака около  9 часов утра, упомянутая противником.

Все эти нестыковки между двумя командующими армиями возникли вследствие двойственного положения 1-й УдА. К тому моменту она ещё не входила в состав Западного фронта. Существует версия, что Сталин, дабы войска  в первой линии надеялись только на себя, запретил сообщать командованию ЗФ о существовании таких крупных резервов. Но армия уже занимала участок обороны в полосе этого фронта совсем недалеко от передовой. Вряд ли командующий  Западным фронтом не знал о том, что творится в его ближайшем тылу. В этой связи стоит вспомнить известный разговор  Жукова со Сталиным (не датированный), где генерал сначала говорит «Москву, безусловно, удержим» (т.е. вроде бы уверен в собственных наличных силах), но затем вдруг эти условия ставит
и требует  2-3 свежие армии и 200 танков. Этот момент, почему-то никак не комментируется. Как же можно рассчитывать на подкрепления, о которых тебе ничего неизвестно? Скорее всего, Жуков был информирован,
но командовать этими частями ещё не имел права.

Выслушаем ещё одного участника тех событий, бывшего начальника политотдела 1-й ударной армии
Ф.Я. Лисицина.

«Вечером 27 ноября В.И. Кузнецов дал указание проверить состояние обороны на участке 29-й стрелковой бригады...

Туда и направился заместитель начальника политотдела армии Д. П. Макеев. Но в нескольких сотнях метров
от Яхромского моста через канал его машина была обстреляна гитлеровцами. Дальше он проехать не смог...

О  прорыве  гитлеровцев в районе Яхромы командарм немедленно  доложил  в Ставку. Ночью же В.И. Кузнецов был вызван к аппарату.

Сталин. Прорыв обороны в районе Яхромы и захват противником плацдарма на восточном берегу канала представляет серьезную опасность Москве. Примите все меры к нанесению контрудара по прорвавшейся группировке противника. Остановите продвижение, разгромите и отбросьте противника за канал. На вас возлагаю личное руководство контрударом.

Кузнецов. Задача понятна. Будет выполнена.

Сталин. Об исполнении доложите».

После беседы с Верховным у Кузнецова вряд ли имелись сомнения относительно того, кто несёт ответственность за данный участок обороны, со всеми вытекающими последствиями.  Но иллюзий этих у него, скорее всего, не было и раньше.  Этот разговор, вероятно, состоялся вечером 28-го, а в Ставку первое донесение могло уйти в лучшем случае после выяснения обстановки ранним утром, когда Сталин имел обыкновение спать. Видимо, чтобы разрешить это противоречие, в более позднем варианте  мемуаров Лисицынамомент захвата моста неявным образом сдвигается на вечер 27-го числа. Отсюда возникает возможность   разговора со Сталиным в ту же ночь. Однако поскольку мы точно знаем время начала немецкой операции, трудно принять указанную версию. В Ставке явно нашлись люди (после эвакуации большей части Генштаба, на месте оставалась рабочая группа, в которую входили маршал Б.М. Шапошников, и А.М. Василевский), которые санкционировали дальнейшие действия Кузнецова. Ведь именно Ставка непосредственно руководила 1-й Ударной армией.

Время для всех этих переговоров было. Как свидетельствует  цитируемый немецкий источник, после захвата противником позиций на восточном берегу канала в боевых действиях возникла пауза, во время которой немцы занимались закреплением захваченной территории. Об этом же сообщается и в книге Б.М. Шапошникова: «На основании изучения трофейных материалов можно предполагать, что противник проявил нерешительность потому, что ему была неясна  обстановка  и  пугала предрассветная темнота. До наступления полного рассвета немцы вели беспорядочную стрельбу из пулемётов  и автоматов и производили разведку группами автоматчиков.

С наступлением рассвета противник, усиленный прибывшим подкреплением, продолжал продвижение на восток.
К 10 часам им были захвачены Перемилово, Ильинское, Б. Семешки, куда он стал подтягивать новые резервы».

Поскольку в дальнейшем ни о каких боях за Ильинское не сообщается, можно предположить, что в село лишь наведалась немецкая  разведка. Вполне возможно, что ей удалось туда проникнуть до того, как это направление было блокировано 3-м батальоном 29-сбр, который занял позиции в одном километре восточнее Перемилово. Эти силы, по воспоминаниям В.И. Кузнецова, и задержали продвижение основных сил противника в восточном направлении.

«Выход противника на восточный берег канала в районе Перемилова угрожал тяжёлыми последствиями. Надо было, не теряя времени, отбросить немцев за канал. Прибыв около 10 часов утра в расположения 3-го батальона и ознакомившись с обстановкой, я принял решение контратаковать противника, занявшего Перемилово подошедшими частями 50-й стрелковой бригады и 3-м батальоном 29-й бригады».

Кроме того были привлечены 123-й танковый батальон и 38-дивизион «катюш».

«Начавшееся около 14 часов наступление частей 50-й и 29-й бригад окончилось неудачно. Огнем пехоты и главным образом танков противник остановил наступавшие части в 300 метрах от восточной окраины Перемилова и вынудил их отойти в исходное положение. Только на левом фланге лыжному батальону удалось очистить от мелких подразделений две деревни и выйти на восточный берег канала».

Участие в этой атаке танков 1-й УдА подтверждает и Ф.Я. Лисицын, и противник. Однако как действия частей были согласованы с упомянутыми выше атаками 8-й тбр, не сообщается. Похоже, что никак. Кроме того, командование 1-й УдА не смогло наладить взаимодействие приданных ей танков и с собственной пехотой. Поэтому, хотя отдельным машинам и удавалось прорываться почти к самому мосту, закрепить успех и удержать захваченные позиции оказалось некому. Немцы отметили большую силу атак между 12 и 16 часами. Они поддерживались огнем артиллерии, ракетных установок, бомбардировками, и почти достигли цели.

Однако противник не только вёл огонь, но и контратаковал.

«2-я батарея артиллерийского дивизиона 76-миллиметровых пушек 29-й стрелковой бригады поддерживала наступление стрелкового батальона на Перемилово. Противник мощной контратакой потеснил наш батальон, обошёл батарею с флангов. Заместитель командира батареи лейтенант Г.И. Лермонтов принял решение: двумя пушками остановить продвижение гитлеровцев, чтобы спасти батарею… «Погибнем с честью, но врага не пропустим» —  с такими словами он обратился к бойцам. Гитлеровцы уже подошли вплотную, слышались выкрики: «Русс, сдавайся!» Развернув пушки, артиллеристы прямой наводкой открыли огонь по врагу. В течение двух часов батарейцы отражали бешеные атаки. Свыше роты противника было уничтожено, а остальные не выдержали и отступили. Артиллерийский дивизион, куда входила эта батарея, в бою за Перемилово уничтожил своим огнем четыре вражеских танка, одну бронемашину, пять мотоциклов».

Здесь явно сказался недостаток боевого опыта личного состава и командования бригады, которое было обязано позаботится о назначении пехотного прикрытия для своей артиллерии. Эти недостатки, впрочем, были достаточно типичны. Имелся и соответствующий приказ наркома обороны от 25 октября по их устранению. Однако в данном случае он не был выполнен, и погрешности управления пришлось исправлять за счет героических действий артиллеристов.

В это же время разгорелся бой на западном берегу канала. «Наступление батальона пехоты противника на участке 1-го батальона 29-й бригады, занимавшего оборону западнее Дмитрова, было  остановлено  около 
10 часов  утра  огнём  артиллерии и пулемётов». 

Была предпринята и попытка удара во фланг яхромской группировке противника. «Фланговым ударом 21-й танковой бригады и 58-й танковой дивизии (30-я армия) с севера на Яхрому удалось несколько приостановить наступление подвижных частей (7-я танковая дивизия) противника». 

Однако участие в этом деле 58-й тд  вызывает сомнение.  Вот что пишет  ее комбат.  «По телефону  командир полка распорядился срочно повернуть фронт моей оборонительной позиции на юго-запад, быть готовым
к отражению атак противника с направления Яхромы.  Для этого нам необходимо было почти перпендикулярно
к линии наших траншей отрыть новые, распределить огневые средства. Видно неспроста поставлена такая задача: на юго-западе гремел бой, туда била наша тяжёлая артиллерия... Новой  своей позицией мы так и не воспользовались…».

Указанные соединения не смогли достичь существенных результатов, как ввиду своей слабости, так и из-за того, что дмитровская группировка 30-й А сама оказалась под сильным нажимом со стороны противника. «На рубеже деревень Подмошье, Зверьково, Волдынское крупные силы немецкой пехоты и танков пять раз переходили в атаку, но существенного успеха добиться не смогли. Пехотинцев и артиллеристов оборонявшихся здесь частей огнём и манёвром поддерживала группа танков под командованием майора П. Ф. Вишнякова, волевого и решительного командира».

При этом остальные части левого фланга 30-й А сильного давления не испытывали. В районе нижнего течения Яхромы «18 кд занимала район Прожектор на р. Яхрома, имея один кп в районе Усть-Пристань (8 км сев. Рогачёво). 24 кд оборонялась на вост. берегу канала Волга-Москва на участке Темпы — Надеждино».

К Яхроме пытались пробиться и части 133-сд: «133 сд, ведя упорные бои с наступающими пехотой и танками противника, занимала узлы сопротивления: Харламово, Сафоново, Бутово, Обольяново, Чеприно, Храброво, Космынка, Клусово, Арбузово, Матвейково, Мостки, Фофаново, ведя бой за Ольгово. В район Каменка — Шихово выдвинут отряд заграждения».

Этот факт отмечен и противником: «3-я танковая группа. Крупные силы противника вели наступательные действия на южном фланге 56 ак, наиболее сильные бои шли под Ольгово (правый фланг 7 тд)».

Занять Ольгово и выйти к Яхроме 133-й сд не удалось. Однако группа Захарова ненадолго смогла стабилизировать свой  фронт, обращённый на север. «Неоднократные атаки, предпринятые немцами (силами моторизованного  полка и 40 танков) в районе Клусово с целью прорыва на шоссе, были отбиты,  — контратаками 133-й стрелковой дивизии противник был отброшен за р. Кимершу».

Удержали свои позиции и другие соединения группы.

«17 кд, ведя бой с пп и танками противника, отошла на рубеж Заовражье — Шемякино — Захарьино.

Курсантский полк с 25 тбр (4 танка) вёл бой на рубеже Лисицыно — Косово — Шубино — (иск.) Толстяково.

126 сд, отражая атаки 106 пд противника, удерживала рубеж Толстяково — Новое — Березинка».

Остановимся на одном  эпизоде боёв в районе Клусово, поскольку он касается  техники взрыва мостов, что небезынтересно, принимая во внимание тему очерка. Окрестности заминированного моста через р. Кимершу подвергались  обстрелу. При этом немцы мост явно щадили. Чтобы исключить возможность  детонации  взрывателей при случайном попадании и сохранить мост до момента отхода наших войск, сапёры решили извлечь из зарядов капсюли-детонаторы (немаловажно, что  сами сапёры сидят  под этим мостом и ждут команды на подрыв)... Капсюли были извлечены, но тут же возникла мысль: «— А вот если атакуют да захватят мост целёхоньким!»  После этого детонаторы возвратились на свои места. Впоследствии мост был взорван по приказу командира 133-й сд. Даже при беглом взгляде на эту ситуацию видно, сколь большую роль в таком деле играют нервы конкретных исполнителей и фактор времени. Противник мог и не позволить вставить капсюли-взрыватели назад. Можно только гадать, что произошло на Яхромском мосту, но, скорее всего,  взрыватели там  тоже были вынуты, по тем же соображениям безопасности…

 

К СОДЕРЖАНИЮ