Рогачевское шоссе

Заключение

При обратном движении на запад фронт не задержался в окрестностях Рогачевского шоссе. Уже 10 декабря он проходил западнее его, а в двадцатых числах противник был отброшен на свои исходные позиции: те, с которых немцы начали ноябрьское наступление. События на Рогачевском шоссе стали достоянием истории.

В последующие месяцы и годы войны в этих местах еще продолжали гибнуть люди. Но это были или саперы, пострадавшие при разминировании, или мирные жители, подорвавшиеся на минах по недоразумению, или бойцы, умершие в госпиталях, а также погибшие
от разных несчастных случаев и бомбежек.

Еще долго в полях и на лесных дорогах жители окрестных деревень наталкивались на страшные следы войны.
Но особенно много таких находок встречалось весной и летом 1942 г.

Вот рассказ уже известного нам И. И. Козлова об этом времени.

«После оккупации мы избегали всю округу, все было интересно, везде нужно сунуть свой нос. Ранней весной 1942 года, как только снег в лесу начал таять, наше любопытство потянуло исследовать окрестности. Матушка меня одного не отпускала, только с моими друзьями постарше. Это были братья Барановы.

Отправились мы по Чирихе (местное название лесной дороги на Свистуху — авт.) в лес, а снега было еще много. Сначала шли по следам на дороге, но скоро свернули на тропу, где следы исчезли. Братья остановились
и предложили мне идти первым. Долго не думая, я продолжил путь и метров через 50 обнаружил страшную находку. Остолбенев от увиденного, я обернулся к приятелям. К моему удивлению, они продолжали стоять
на прежнем месте, не сделав ни шага. Тогда мне показалось, что они хотели меня напугать, и это им удалось. Оцепенев от страха, я увидел перед собой разорванное в клочья тело красноармейца и труп советского командира. Уже после стало понятно, как погибли эти люди. Они подорвались на мине или гранате, оставленной при отступлении наших войск. Первым подорвался солдат, шедший впереди. Его тело с выпавшими внутренностями повисло на орешине, а вот командира убило осколками. Он лежал навзничь, а за спиной у него был походный мешок. Содержание этого мешка очень нас интересовало, так как можно было чем-то разжиться. Инициативу в свои руки взял старший Баринов. Сняв вещмешок и приоткрыв его, мы обомлели. Внутри находились пачки советских денег, перетянутые лентами Сбербанка. Братья, деловито прибрав находку, сказали мне, чтобы помалкивал. За мое молчание они пообещали купить мне новую шапку, чем я остался доволен».

И подобных эпизодов в те дни было много. Тем не менее «большая» война из этих мест ушла и больше никогда
не возвращалась.

Прежде чем подвести некоторые итоги нашего небольшого исследования, мы немного задержимся на судьбе командующего оперативной группой 16-й армии. Очень скоро после расставания с группой генерал-майор Захаров вернулся к своим войскам, вернее к тем частям, что входили в состав 133-й стрелковой дивизии. Как уже было сказано, по факту падения Клина производилось расследование. Хотя вина за сдачу города была распределена равномерно на всех командиров, оказавшихся в том районе на момент решающих событий, похоже, генерал Ф. Д. Захаров оказался здесь самым виноватым. Правда, военный прокурор, присланный Г. К. Жуковым, состава преступления в обвинениях не нашел. Ввиду краткости сообщения относительно этого факта
мы не знаем, расследовались ли дальнейшие действия генерала, последовавшие после падения Клина. Его руководство войсками на Рогачевском шоссе тоже могло вызвать нарекания. Здесь ему могли поставить в вину, что он не стал держаться в районе Федоровки до последней возможности (хотя фронт требовал этого) и не дождался результатов наступления 1-й ударной армии. Дамоклов меч висел и над другими командирами группы Захарова. На первой странице отчета командира 17-й кавалерийской дивизии полковника В. А. Гайдукова можно обнаружить резолюцию от 14.12.1941 г.: «Приказ об аресте и предании суду командования 17 кд отменить».

Нет сомнения, что и отчет этот, который нами многократно цитировался, появился в качестве оправдательного документа. Так, благодаря не самым приятным минутам в жизни кавалерийского командира, мы имеем описание боевого пути 17-й кавалерийской дивизии в ноябре-декабре 1941 г.

Аресты не состоялись, но неудовлетворение со стороны командования было выражено весьма явно. В результате генерал-майор Ф. Д. Захаров стал командиром дивизии. Несомненно, это было понижением по сравнению
с должностью заместителя командующего армией. В то же время командир 133-й стрелковой дивизии
В. И. Швецов стал командующим 29-й армией Калининского фронта. Сама дивизия, как мы уже говорили, стала 18-й гвардейской, а 133-й номер перешел к другой дивизии, которая была сформирована на базе 56-й стрелковой бригады. А рядом со своим бывшим командиром в той же 49-й армии сражался в конце декабря полковник
Я. Н. Вронский. Он стал командиром 19-й стрелковой бригады, что тоже нельзя назвать повышением.

Таким образом, действия генерал-майора Ф. Д. Захарова и части его подчиненных тогда, «по горячим следам», были оценены совсем не высоко. А что мы можем сказать теперь, по прошествии более чем 70 лет?

Кажется, что в нашей книге описана история, типичная для 1941 г. Группа советских войск попала в окружение (дело обычное для того времени), затем выбралась из него (такое тоже нередко случалось). Потери она при этом понесла не очень большие (что уже несколько не типично). Тем не менее, это был ближайший к Москве «котел» за весь период войны.

Вся борьба на Рогачевском шоссе длилась меньше недели, а промежуток времени, когда группа Захарова удерживала перед собой максимальное количество сил противника, продолжался и того меньше — всего несколько дней…

Кому-то этот результат может показаться не слишком впечатляющим. «Всего» несколько дней задержки. И при этом потери немцев кажутся не такими уж большими. Например, 6-я танковая дивизия потеряла с 27 ноября
по 1 декабря включительно 61 человека убитыми, 240 ранеными и 3 пропавшими без вести. Потери наших войск были больше. Однако результат боевых действий часто определяется не только потерями, но и временем, затраченным для достижения какой-либо цели. Время всегда играет решающую роль на войне, но бывают моменты, когда счет начинает идти на часы и минуты. С таким случаем мы и сталкиваемся в ту последнюю неделю ноября 1941 г.

О цейтноте, в который попал наш противник в эти дни, свидетельствует содержание переговоров командующего группой армий «Центр» фельдмаршала фон Бока с начальником Генерального штаба вермахта: «В беседе
с Гальдером описал сложившеюся ситуацию. Сказал в частности, что, если нам не удасться обрушить северо-западный фронт противника под Москвой в течение нескольких дней, атаку придется отозвать, так как это приведет к бессмысленным встречным боям с противником, в распоряжении которого, судя по всему, имеются многочисленные резервы и большие запасы военных материалов, а мне здесь второй Верден не нужен».

Ранее говорилось о колебаниях фельдмаршала между двумя направлениями наступления. Эти колебания закончились 28 ноября. Еще днем, получив известие о захвате плацдарма у Яхромы, фон Бок обдумывал предложение командующего 3-й танковой группой Г. Рейнгардта о наступлении на восток. Из его дневника
мы узнаем, что «эта идея занимает меня давно, так как ее реализация может вызвать обрушение всего северо-западного фронта под Москвой при условии, что мы одновременно будем поддерживать наступление северного крыла 4-й армии. Однако это наступление полностью пока не обеспечено». И только вечером, получив известие
о сильных контратаках против переправившихся через канал частей 7-й танковой дивизии, фон Бок санкционировал оставление плацдарма. Это означало крах планов наступления на восток, тем более, что фельдмаршал тут же «приказал танковой группе держаться на этом участке, но, кроме того, достичь канала
у Дмитрова, а также как можно быстрее послать войска, находящиеся на западе от канала «Москва», в южном направлении».

Как мы теперь задним числом знаем, «окно возможностей» для действия немецких войск на этом направлении было открыто весьма ненадолго. Уже 1 декабря начались активные действия частей 1-й ударной и 20-й армии, фактически перешедших в контрнаступление. Их поначалу слабые атаки постепенно набирали силу и в конечном счете погасили наступательную активность противника. В частности, 2-я танковая дивизия немцев, захватившая 30 ноября 1941 г. п. Красная Поляна, вынуждена была уже на следующий день вместо дальнейшего ведения наступления отбивать натиск 331-й стрелковой дивизии. Немцы здесь еще несколько дней присматривались
к мостам через канал возле Капустино, но потом им пришлось о них забыть. Навсегда.

Для того, чтобы осуществить свой план, у фон Бока было практически два дня: 29 и 30 ноября. Именно к этому времени он рассчитывал собрать в районе Красной Поляны не менее трех танковых дивизий: 1-ю, 2-ю (единственную, которая туда все же попала) и 6-ю. Хотя по числу танков эти соединения уже были только тенью по сравнению с началом компании, но в остальном они оставались еще весьма сильны. Подвижность немецких механизированных частей в тот момент также была еще высокой, и исходя из расстояний, которые было нужно пройти танкам и бронемашинам, на этот марш должны были бы уйти считанные часы. Скорее всего, затевая этот маневр, фельдмаршал рассчитывал еще и на 7-ю танковую дивизию (или часть ее сил). Что должна была делать потом эта группировка? Производить окружение столицы по меньшему радиусу с выходом непосредственно на восточные окраины города? Или наступать с севера прямо на Москву?

На возможность последнего варианта развития операции указывает запись в дневнике боевых действий V-го армейского корпуса. Из нее следует, что согласно приказу 4-й танковой группы «V-й корпус ведет наступление
с направлением главного удара западнее водохранилища в юго-восточном направлении на Москву против линии станция Братцево — станция Ростокино. Следует стремиться к налету на мост южнее Красная [Поляна]. 2-ю танковую дивизию ввести в бой в дальнейшем по возможности на восточном крыле. Оборону на Волга-канале севернее водохранилища примет на себя 3-я танковая группа».

Возможно, и сам фельдмаршал не знал еще точно, как он будет распоряжаться этими силами. Все зависло от конкретной обстановки на данном участке и конкретного промежутка времени. Как мы уже писали, в тот период операции противника вступили в стадию импровизаций, когда командование группой армий «Центр» хваталось
за всякую благоприятную тактическую возможность.

Того, что должно было произойти, мы не узнаем никогда благодаря действиям группы генерала Захарова, которая на эти дни перекрыла немецким танкам путь по Рогачевскому шоссе. Поэтому именно 29 ноября фон Бок
с огорчением отметил: «3-я танковая группа оставила плацдарм у Яхромы, но, к сожалению, в южном направлении не выступила и ввязалась в затяжные бои с противником, которого уже обошел с флангов V корпус, но который при этом продолжает удерживать свои позиции на правом фланге 7-й танковой дивизии».

Слово «ввязалась» здесь не совсем уместно. Оно подразумевает желание что-либо делать у обеих сторон. Немецкие командиры на местах и рады были бы не «ввязываться», но по условиям местности и благодаря упорству наших войск им ничего другого не оставалось, как атаковать противника (а это и были дивизии группы Захарова), окопавшегося на сильных позициях. Как мы знаем, эти атаки скорого результата не дали, и 30 ноября фон Бок все еще пытался побудить 3-ю танковую группу к более энергичному наступлению на юг. Но несмотря на то, что «V корпус, смыкая ряды, тоже продвинулся вперед» и «далеко позади его левого крыла 3-я танковая группа прорвала боевые порядки русских войск на западе от Яхромы … нам остается только надеяться, что завтра в соответствии с планом армия повернет, наконец, к югу».

Только 1 декабря немецкие танковые дивизии действительно двинулись в указанном направлении. Но это не привело к коренному изменению обстановки на ближайших подступах к Москве, в окрестностях Красной Поляны. Борьба на Рогачевском шоссе с уходом наших войск из-под Клусово далеко еще не закончилась. Группа Захарова хоть и начала отступление, но не сразу сошла с этой важной дороги. А когда ушла, то осталась «висеть» на фланге стремившихся на юг немцев. Эту угрозу нельзя было игнорировать. Чтобы устранить ее, противник был вынужден придержать на месте танковые дивизии, а 23-ю пехотную изъять из V-го армейского корпуса
и направить на восток, а не на юг. Это означало дальнейшую отсрочку в реализации планов наступления
на столицу.

«Начальник штаба (V-го армейскому корпуса — авт.) обращает внимание командования 4-й ТГр на то, что, если 23-я дивизия подчиняется XXXXI армейскому корпусу, предусмотренное наступление V корпуса не может быть проведено до 11.12. Он предлагает поэтому по крайней мере один усиленный полк 23-й дивизии оставить
в подчинении корпуса. Начальник штаба танковой группы с этим согласен».

В конечном счете, одна пехотная и две танковые дивизии немцев (появления которых южнее ст. Лобня ждал командующий группой армий «Центр») так и остались в районе Федоровка — Каменка — Икша — Ольгово. Здесь им пришлось бороться с частями бывшей группы Захарова, бойцы которой теперь сражались в рядах 1-й ударной армии.

Что бы ни запланировал противник на последние дни ноября 1941 г., можно с уверенностью сказать, что появление вместо одной трех, а то и четырех немецких танковых дивизий в непосредственной близости от столицы создало бы для Западного фронта весьма серьезную проблему. Однако благодаря действиям группы Захарова этого удалось избежать. Но для широкой публики этот факт остается неизвестной страницей истории.

Да и откуда обо всем этом можно узнать? В воспоминаниях командиров 1-й ударной армии упоминание о группе Захарова встречается в контексте того, что ей требуется оказать помощь, чтобы вызволить из окружения (тот, кто прочитал эту книгу, теперь знает, что по большому счету эту помощь группа Захарова оказала себе сама). Практически о ее действиях ничего нельзя узнать даже из мемуаров бывшего командующего 16-й армией
К. К. Рокоссовского.

Есть отзыв маршала бронетанковых войск М. Е. Катукова о тех днях: «Когда в конце ноября на правом крыле фронта стало особенно тревожно, из резерва Ставки в район Яхромы и Дмитрова была переброшена 133-я стрелковая дивизия. Сотни автомобилей в течение двух суток перевезли личный состав, вооружение и боеприпасы. Кто знает, что могло случиться, не появись эта дивизия в указанном районе». Но строки эти опубликованы в далеком 1964 г., в журнале для автомобилистов, куда заглядывает далеко не каждый интересующийся историей войны. В конечном итоге в популярных изданиях мы не найдем даже фамилий командиров дивизий, сражавшихся под руководством заместителя К. К. Рокоссовского. Нет фамилий
В. И. Швецова, В. А. Гайдукова, Я. Н. Вронского, И. В. Дубового, С. И. Младенцева, также как нет фамилии самого командующего 16-й армией К. К. Рокоссовского на памятной плите у величественного монумента
на Перемиловской высоте напротив Яхромы.

И только в лесу у д. Клусово можно наткнуться на простенький памятный знак. Это деревянный столбик с прибитой сверху красной звездой. А ниже прикреплена табличка, на которой явно не рукой профессионального художника сделана надпись: «ЗДЕСЬ СРАЖАЛИСЬ И ПОГИБАЛИ ЗА РОДИНУ ВОИНЫ»

К СОДЕРЖАНИЮ